Как все это пережить?

ОБЩЕСТВО

Укажите email:
Здравствуйте!
Обратите внимание на статью: http://www.day.kiev.ua/219864
Укажите символы на картинке:

Текст сообщения редактору:
Здравствуйте!
Обратите внимание на статью: http://www.day.kiev.ua/219864Укажите Ваше имя:
Укажите Ваш email:

Укажите символы на картинке:

Почему украинцам до сих пор причиняет боль Голодомор 1932—1933-х годов

ФОТО РУСЛАНА КАНЮКИ / «День»

 

В Поминальную неделю памяти жертв Голодомора 1932—1933 годов на своем сайте газета «День» спросила читателей, поддерживают ли они чествование памяти жертв Голодомора-Геноцида. Небезразличными к опросу оказались почти 2,5 тысячи людей, и это свидетельствует, что боль прошлого — с нами. Из этого довольно большого количества читателей свыше 26% ответили утвердительно, потому что их родные тоже пострадали, еще свыше 33% высказались «за» из-за солидарности и сочувствия, а 16% поддержали традицию, основанную Джеймсом Мейсом, зажечь в окне поминальную свечу. При этом 11% читателей «Дня» видят в поминальных днях нагнетание негатива. Нелегко, когда судьба посылает человеку или стране трудности, еще хуже — когда они передаются по наследству. Травмы, нанесенные украинцам голодом и голодоморами 1920-х, 1932—1933 годов, 1947 года — это только часть всех психологических ударов, которые перенесла наша нация. А войны? И Вторая мировая, и освободительная ОУН и УПА, и репрессии. Психологи давно исследовали: весь этот негативный опыт, все переживания, страхи, тревоги и агрессия никуда не делись. Они передались следующему поколению, а от тех — их детям, и ежедневно нами руководят. Но «лечить» нашу национальную память (как и нашу амнезию) можно и нужно. В первую очередь — правдой, проговариванием ее и принятием, что меняет человека (психологи это называют «рефлексией»), символическими акциями памяти, поминальными литургиями в церквях, художественными средствами. С другой стороны, это нужно делать так, чтобы не травмировать младших, не вызывать у подрастающего поколения сопротивления — дескать, сколько можно об этом говорить? Здесь психологи и говорят об «экологичности» информации — как подавать информацию о трагических событиях так, чтобы не причинить вреда. Об этом «День» говорит с заведующей лабораторией психологии массовой коммуникации и медиаобразования, заместителем директора Института социальной и политической психологии НАПН Украины Любовью НАЙДЕНОВОЙ.

«НЕКОТОРЫЕ УКРАИНЦЫ ОТРИЦАЮТ НЕ ГОЛОДОМОР, А ТРАВМУ, СВЯЗАННУЮ С НИМ»

— Любовь Антоновна, тема Голодомора в Украине вызывает у наших граждан все эмоции, кроме безразличия. Все дискуссии с признанием или непризнанием Голодомора геноцидом украинцев, дискуссии в обществе, связанные с этой темой, с моей точки зрения, — свидетельство того, что все это действительно еще тревожит...

— В научных кругах в последнее время достаточно популярными стали новые методы помощи человеку, психологические неурядицы которого предопределены проблемами и потерями, доставшимися его родителям. Психологические изменения, которым подверглись родители в результате травмирования определенными событиями, словно рикошетом бьют по потомкам. Механизмом передачи психотравмы следующим поколениям (в видоизмененном виде) становятся дисбалансы в семейной системе. О наличии перенесения травмы Голодомора от поколения к поколению свидетельствует эмоциональность, которую вызывает у представителей следующих поколений обсуждение этой темы, в том числе и наличие сопротивления, почти массового желания избежать страдания, актуализирующегося, когда кто-то вспоминает об этой трагедии.

Вместе с тем для современной общественной психологии украинцев характерно глубокое вытеснение всего, что касается темы голода, нежелание обсуждать эту тему, что объясняется страхом даже перед упоминанием о травме. Можно предположить, что для украинского менталитета характерна психология жертвы, распространенная среди значительной части украинской популяции. Общество насквозь инфицировано социальными страхами, и как следствие — политический нигилизм, который проявляется в отсутствии доверия к власти как таковой. Еще одной чертой украинского менталитета является замкнутость, интроверсия, стремление скрыть от окружения не только свой внутренний мир, но и жизнь своей семьи, глубоко затаенные негативные эмоции и чувства, которые в украинской ментальности превалируют над позитивными. Считаю, что наиболее патогенными среди них следует считать стыд, зависть к другим, чувство вины и т.п. Невозможность выразить горе, гнев, ненависть, вину, стыд на основании того, что это вызывает негативные эмоции другой части сообщества, не способствует исцелению. Ведь боль остается не выслушанной и не принятой другой стороной. Понятно, что причины всех особенностей и неурядиц психического состояния современных украинцев не стоит искать только в 1932—1933 годах, однако можно с уверенностью утверждать, что переживание и проработка обществом психической травмы Голодомора в необходимом для этого масштабе только начались.

— Какие, с вашей точки зрения, события в Украине мы также не «артикулировали», не пережили?

— В истории Украины достаточно много событий, имеющих психотравмирующий потенциал. На протяжении ХХ века, когда формировались условия жизни нескольких поколений, случилось много таких событий, относительно которых можно применить понятие коллективной травмы, поскольку они были чрезвычайно эмоционально тяжелыми и существенно изменяли образ жизни людей. В частности, можно выделить особенности коллективной травмы Второй мировой войны для Украины, поскольку для значительной части населения эта война была формой продолжения гражданской войны против большевиков, то есть мы имеем коллективную травму сосуществования сообществ, которые приобрели оппозиционный опыт противостояния предков. Отдельного внимания заслуживает Чернобыль как коллективная травма, которая передается потомкам. Кроме того, пора поднимать и вопрос психотравмы 1990-х годов, которая (несмотря на наличие разных оценок политических событий) на уровне жизни сообществ и семей тоже имела все признаки коллективной травмы (она разрушала постоянный образ жизни). Стоит разобраться, не является ли наша современная молодежь, которой закидают преувеличение ценности материального благополучия, финансово травмированной тотальным безденежьем родителей, выживавшим благодаря «подножным кормам» во время обвала систем социального обеспечения, невыплачивания заработных плат, скрытого, а то и явного голодания.

Известно, что по уровню общей удовлетворенности жизнью жители Украины занимают едва ли не самое низкое место в Европе и даже находятся ниже тех стран, где худшие объективные показатели уровня жизни. Украина имеет поражающие темпы роста таких самодеструктивных социальных патологий, как алкоголизм, наркомания, курение, особенно среди молодежи. Ввиду распространения в Украине всех указанных явлений (понятно, что причины — не только в истории, существует целый комплекс), психологи считают необходимым определить и те моменты, которые все-таки предопределены реагированием подрастающего поколения на исторические травмы. Это важно, в частности, ввиду того, что одной из неотъемлемых характеристик исторической травмы является блокирование рефлексивных процессов (информация о том, что происходило в роду, с родителями — неосознанна; негативный опыт передается в поведении и является также неосознанным, потому человек не понимает, что с ним происходит. — О.М.). Из-за этого человек не может адекватно оценить свое состояние и причины негативных переживаний, особенно, если события, которые повлекли травму, происходили еще до рождения человека, в биографии родителей.

«ГОЛОД ВЫЗЫВАЕТ СУЖЕНИЕ СОЗНАНИЯ...»

— Любовь Антоновна, объясните, благодаря каким психологическим механизмам человек, переживший голод, передает свой опыт, свою память о голоде детям, а те — внукам?

— Базовые физиологические последствия длительного голодания человечество достаточно изучило еще до XX века, а вот психологических и социально-психологических исследований на эту тему очень мало. Этико-моральные причины не допускают экспериментального изучения влияния голодания и недоедания на человека (чтобы не причинить ему вред, страдания). В период 1932—1933 годов в результате длительного массового недоедания и голода большое количество людей в Украине испытывало значительные физические и психические страдания. Стоит отметить, что психические страдания людей были предопределены не только физическим отсутствием пищи для потребления, но и той социальной напряженностью в обществе, которая возникла в результате коллективизации и способов ее проведения. В те страшные годы адаптационные силы организма и психики работали за пределами естественных человеческих возможностей, что стало причиной психического излома многих людей. На фоне физического истощения у человека менялось эмоциональное состояние: он становился раздражительным, чувствовал приливы злобы, ненависти, которые могли выливаться на близких и случайных людей из-за послабления контроля. В целом неудовлетворенная потребность создает зону постоянного возбуждения в мозге, что доминирует над всеми другими.

На психологическом уровне такое возбуждение проявляется в сужении сознания: выборочности памяти (что не связано с потребностью — забывается), все мысли сосредоточиваются на тех предметах и обстоятельствах, которые могли бы удовлетворить потребность в еде. Человек может думать только о хлебе, хлебе и опять о хлебе. Такие психические состояния суженного сознания характерны для наркомании, а также для суицида, особенно в момент осуществления попытки самоубийства. Все, что отвлекает от основной потребности (в еде), вызывает неконтролированный аффект, гнев, злобу, грубость, жестокость, агрессию. Такое состояние сознания вызвано голоданием и истощением организма, а не личностными чертами человека.

В период голода 1932 г., как свидетельствует дневник учительницы О. Радченко (найденный в архиве как приобщенный к уголовному делу материал), были «все неудовлетворенные, в отчаянии...» (январь), мысли «где брать еду, как достать?» не дают покоя, происходит все больше краж, развивается жестокость (люди не подобрали двоих детей, замерзавших на обочине); «я боюсь голода, боюсь за детей» (февраль); «нищий образ жизни постепенно превращает людей в грубых, разнузданных, жестоких, готовых на преступление существ»; «не могу усмирить свою злобу»; «такая злая, что не могу выразить свою злобу и возмущение» (апрель).

Безрезультатность неоднократных попыток найти еду доводила людей до отчаяния и даже самоубийства. Следующим этапом психических страданий является переход от отчаяния к апатии, безразличию, заторможенности. Масштабы голода отнимали у людей веру в возможность что-то изменить собственными действиями: «Мысли, что я ничего не могу сделать, что миллионы людей погибают от голода, что это стихия, довели меня до полного отчаяния» (январь в 1933 г.), писала в своем дневнике учительница О. Радченко. Опираясь на доступные для проработки данные, можно утверждать, что в результате мук голода и крайнего истощения, созерцания голодных смертей знакомых людей, безрезультатных попыток найти еду для себя и семьи население Украины в 1932—1933 годах находилось в состоянии, близком к полному психическому излому. По крайней мере можно утверждать, что люди массово переживали состояние измененного сознания (его сужение), когда ради выживания отбрасывались моральные запреты, активизировались животные инстинкты. Известны случаи, когда некоторые люди начинали есть друг друга, в том числе собственных детей. Это следствие психического излома. Исследования показывают, что семейное людоедство (в отличие от поедания врагов) никогда не происходит в благополучные времена, когда еды хватает. Историки доказали, что каннибализм был характерен не только для аборигенов Африки и Австралии, где существовало верование, что съеденный ребенок опять родится в лучшие времена. В средневековой Европе массовый голод случался также достаточно часто, а во время голода в Бургундии в начале XVII в. зафиксирован случай, когда церковь выдавала индульгенции каннибализму.

Психическая травма — это нервное потрясение. Угроза жизни — это то обстоятельство, которое наносит существенную травму психике человека, влияет на последующее его личное психологическое благополучие и здоровье, изменяет образ жизни. Главным травмирующим фактором является острая эмоция страха. Главное содержание психической травмы — потеря веры в то, что жизнь организована в соответствии с порядком и поддается контролю. По этим критериям можно однозначно утверждать, что голод 1932-го и Голодомор 1933-го нанесли психическую травму всем людям, которые их пережили. А как передается — дети чувствуют эмоцию, даже если взрослые не объясняют причину своего страха или боли, а не понимая, почему мама такая грустная, часто принимают вину за ее страдание на себя. Из-за страшного горя эмоции «приглушены», замерзают, а ребенку для развития необходимо эмоциональное благополучие, чтобы его чувства узнавали, понимали, успокаивали. Психическая травма часто перерывает эту связь.

В социальной психологии и психотерапии установлена такая закономерность: если коллективная травма в одном поколении не была должным образом психологически проработана, она передается в наследство следующему поколению, которое, не будучи травмированным (например, родилось после этих событий), переживает все признаки коллективной травмы и стремится избавиться от неприятного состояния. Это проявляется в особенностях общественной психологии, менталитета и тому подобное. Замечено еще и такое: чем больше из общественного сознания вытесняются последствия коллективной травмы, тем большая вероятность ее психосоматических последствий (на уровне телесных недугов — О.М.), что проявляется в специфических заболеваниях. Впрочем, чтобы выяснить, какие именно болезни или характерологические особенности современных украинцев связаны с Голодомором, нужно провести дополнительное исследование.

«В УКРАИНЕ ПРОИСХОДИТ ФОРМИРОВАНИЕ НОВОЙ КОЛЛЕКТИВНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ, ОТЛИЧАЮЩЕЙСЯ ОТ РОССИЯН»

— Вы упомянули понятие «историческая травма». Очевидно, что не только Украина имеет негативный опыт. Какие страны справились со своим травмирующим прошлым и как это можно сделать?

— Понятие «историческая травма», как его, по большей части, теперь используют, значит совокупное эмоциональное и психологическое впечатление, накопленное как на жизненном пути отдельного человека, так и в последующих поколениях. Это впечатление, которое было вызвано травматическим опытом большой группы, членом которой человек себя считает. Историческая травма имеет механизмы передачи, которые в настоящее время достаточно хорошо изучены в семейной психологии и используются в психотерапии, в первую очередь, когда ведется речь о последствиях коллективной исторической травмы Холокоста, о передаче травмы войны во Вьетнаме потомкам американских солдат, а также об индивидуальных травмах жертв насилия.

Так, известно, что отказ матери от ребенка в раннем возрасте влияет на эмоциональное состояние и жизненный мир потомков, по меньшей мере, до третьего поколения (по данным ученого Абрамса). Передача травмы через поколение происходит не прямым путем, а опосредствуется рядом механизмов. Например, известный американский исследователь психологической травмы Даниэль Счечтер, изучая причины проблем молодых матерей с их маленькими детьми, определил, что при наличии в детском опыте матери страданий от жестокости и насилия, она сама имеет большие трудности, а иногда просто не способна адекватно «прочитать» своего собственного ребенка, распознать его стрессовое состояние, толерантно отнестись к детским реакциям в этом состоянии. Одним из действенных способов преодоления проблем с коммуникацией с ребенком является техника сессий клинического сопровождения видеоанализа обратной связи, предложенная Счечтером. Эта техника заключается в пересмотре в присутствии психолога видеозафильмированных фрагментов реального взаимодействия матери и ребенка, игр ребенка, ситуации отделения мамы от ребенка, других подобных стрессовых ситуаций и обсуждения видеоматериалов с психологом: он просит маму подумать о том, что может чувствовать ее ребенок во время этих событий. Такую схему переосмысления эмоционального опыта авторы называют ментализацией: с помощью посредничества и с использованием ресурса личности клинического психолога очевидное неотрефлексированное в отношениях матери и ребенка подлежит осмыслению и переосмыслению.

Насколько возможно перенесение схем и принципов рефлексии психотравми, полученных на межперсональном уровне изучения, на уровень анализа исторической травмы сообществ? Предлагаю обратиться к анализу исторической психотравмы Второй мировой войны, который сделала семейный психолог Л. Петрановская. Она продемонстрировала тесную взаимосвязь между исторической травмой большой группы и семейными отношениями. Анализируя условия, складывающиеся в Советском Союзе, Л. Петрановская выделяет этапы проработки исторической психотравмы: стадии шока, отбрасывания, осознания, восстановления. В этом анализе для контекста Украины мы добавляем еще один аспект — принятие разделенного оппозиционного опыта, взаимное признание страданий разных частей сообщества (в том числе тех, которые с самого начала воспринимали фигуру советского солдата как осуществляющую насилие над привычным образом жизни людей).

То есть сейчас в Украине фактически продолжается процесс выстраивания новой коллективной идентичности, и он немного различает процессы рефлексии исторической травмы войны, описанные Л.Петрановской для жителей России. Полезно обратиться к опыту анализа этого аспекта исторической травмы, опираясь на находки немецких исследователей, показавших тесную взаимосвязь между коллективной памятью, страданием, рефлексией, идентичностью и историей. Именно в Германии, которая должна была принять историческую трансгенерационную травму фашизма, себя как насильника, выработан ценный опыт рефлексии сообщества, учитывая также опыт применения этих подходов к системе образования.

«ИНФОРМАЦИЯ, ПЕРЕДАВАЕМАЯ ДЕТЯМ, ДОЛЖНА ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПРИНЦИПОВ ЭКОЛОГИЧНОСТИ»

— Учитывая все особенности менталитета Украинцев и пережитых травм, как подавать ученикам в школе информацию о Голодоморе, других трагических событиях, чтобы не формировать у них комплекс жертвы?

— Нужно ли помнить события, приведшие к психологическому травмированию или, возможно, лучше для здоровья было бы забыть о них и двигаться дальше? Вопрос в том, как интерпретировать это событие. Очень важно в жизни не зацикливаться на негативных событиях. Такой принцип можно распространить и на коллективную память сообщества. Однако важно разделять стремление забыть на стадии отбрасывания травмы (как временная защитная реакция) и забывание на стадии восстановления, когда все аспекты психотравмы осознаны, состоялись прощения и примирения разных интерпретаций событий (и выстроена новая коллективная идентичность представителей нового поколения).

Информация, подаваемая детям, должна придерживаться принципов экологичности. Дети имеют право знать все, им нужно обеспечить доступ к любой информации, даже травмирующей, ведь страдание и сопереживание разрушают безразличие, развивают душу. Однако взрослый должен нести ответственность за своевременность (не рановато ли, готов ли именно в настоящий момент ребенок к восприятию именно этой информации, способен ли он ее переделать, осознать), а также за последствия для развития личности ребенка. Действительно, дети до 7 — 8 лет не могут рефлексивно воспринять трагическую информацию, историческая травма для них может оказаться эмоционально очень глубокой. Для детей этого возраста существуют облегченные формы передачи социального опыта — сказки. Для старших детей, при условии экологичности предоставления информации, переживания и сострадания не нанесут психологический вред, даже если эти переживания такие сильные, что трудно заснуть.

Мы согласны с теми критериями экологичности, которые выработала «разговаривать ли с детьми о трагическом» Л. Петрановская. Во-первых, у ребенка должна быть свобода «знать или не знать», впустить в себя травмирующий материал или закрыться (взрослый должен это увидеть!). Кстати, форма обязательного урока в наших школах не дает этого выбора. Во-вторых, если ребенок хочет услышать о трагических событиях, он должен иметь возможность получить эмоциональную поддержку тяжелого переживания (иначе происходит лишь имитация осознания и приобретается опыт маскировки, манипуляции и псевдорефлексии). В-третьих, ребенок имеет право не быть средством, его переживания не должны обесцениваться ради любых даже правильных и высоких воспитательных задач. Четвертый принцип: взрослый сам должен глубоко пережить то, о чем говорит.

Другие статьи этой полосы:

  • Коротко / ОБЩЕСТВО

Коментарии читателей:

Вы не авторизованы!

На сайте публикуются комментарии только зарегистрированных пользователей. Пожалуйста, введите свои регистрационные данные.

Если Вы не являетесь зарегистрированным пользователем, зарегистрируйтесь
здесь.

Leave a Reply