С приходом к власти Путина период политического астигматизма, по мнению социологов, закончился. Фото Reuters

Известно, что ни в одной стране граждане власть не любят, да и власть, в свою очередь, идет им на уступки лишь под давлением. В России отношения граждан и власти отличаются тем, что окрашены высоким градусом эмоций. Они зачастую напоминают отношения мужа и жены, которые то ссорятся, то мирятся, и любят друг друга, и ненавидят.

У нас власть нередко обижается на граждан, а граждане редко когда о ней говорят с доверием и уважением. Но при этом приходят на выборы и готовы не только власть выбирать, но и подчиняться ей. Эти отношения на протяжении всей нашей истории пронизаны сильными чувствами и редко диктуются рациональными интересами. Да и выбирают у нас власть по принципу не по хорошу мил, а по милу хорош.

На протяжении уже двух десятков лет мы с моими коллегами наблюдаем за этой захватывающей историей отношений власти и граждан. За это время власть воспринималась гражданами очень по-разному: менялись институты власти, правила игры и, конечно, персональный состав. Менялись и сами граждане, приобретая политический опыт. Однако вплоть до 2010 года изменения в образах власти носили постепенный характер. Но вот в 2010 году мы впервые зафиксировали существенную смену ключевых ценностей и образов. То, что происходило в головах у людей, предшествовало тому, что в 2011–2012 годах проявилось уже в реальной политике. При этом в этот период власть не совершала ни особых подвигов, ни роковых ошибок, которыми можно было бы объяснить такую смену общественного настроения.

Начнем с тех констант, которые продолжают определять восприятие власти гражданами. Прежде всего отметим, что власть и в 2013 году, как и прежде, оценивается чрезвычайно негативно в эмоциональном плане. То есть люди власть не любят и поругивают ее при случае.

Сохраняется и тот парадокс, который мы отметили выше: несмотря на то что люди негативно оценивают власть, они по-прежнему с готовностью ей подчиняются. Причем подчиняться они готовы, во-первых, законам, во-вторых, государству и, в-третьих, начальству. Власть закона готовы принять 91% опрошенных. Это исторический максимум с 1993 года. А мы продолжаем ругать наш народ за отсутствие законопослушания! То есть эмоциональное неприятие власти, отчуждение от нее не означает отказа ей подчиняться.

А вот что произошло нового и почему? Первое, что бросается в глаза, – это рост ценности политического участия (см. табл. 1).

Приведенные данные показывают рост готовности голосовать (более чем на 20% в сравнении с 2010 годом). Только в 1996 году – в год президентских выборов – политическая мобилизованность была выше. Это говорит о том, что сама демократическая система, которая предполагает выборы и гражданское участие, закрепилась в сознании людей, и это один из важнейших результатов.

Кроме того, мы видим, что возросла готовность участвовать не только в выборах, но и в таких формах, как митинги (с 13% в 2010 году до 22%) и забастовки (с 10 до 16%). Последний показатель также достиг своего исторического пика с 1993 года. Даже в голодные 90-е годы процент желающих участвовать в забастовке был ниже, чем сейчас. Возможно, тогда забастовки рассматривались нашими гражданами как не очень «правильный» способ решения споров, ведь у нас в советское время не было забастовок.

Но самым удивительным оказался рост желающих участвовать в выборах как кандидат того или иного уровня власти (38%). И это при том, что авторитет Думы и депутатов не особенно растет. Именно этот факт меня убедил в том, что сама система выборов стала для людей не просто привычной, понятной, она стала желанной.

Дальше нас интересовал вопрос о субъектах власти: кто из действующих в политике лиц обладает наибольшей властью, с точки зрения наших граждан? (см. табл. 2). Не удивительно, что президент видится гражданам как самая влиятельная фигура. Но и здесь не все так просто. Сама по себе функция еще не определяет силу влияния. В 2010 году премьер Путин был более властной фигурой, чем тогдашний президент Медведев. То есть личность в России имеет большее значение, чем пост. Мало того, если мы посмотрим на позицию премьера в 2013 году, то окажется, что Медведев в этом качестве обладает большей властью, чем его предшественник Путин в 2010 году, возможно, за счет того, что на этом месте посидел Путин, а возможно, и потому, что граждане стали видеть новые властные возможности у всех без исключения политических акторов. Понятно, что на первом месте у нас президент, а на втором, по идее, должен был бы быть премьер, но второе место с наибольшим скачком у нас заняли силовые структуры – ФСБ, МВД и др. (кроме армии). При этом армия делит по силе влияния последнее место с муниципальной властью (и это несмотря на высокий рейтинг министра обороны Шойгу). Выросло властное влияние и у Госдумы, и у Совета Федерации, и у прокуратуры и судов, у правительства и администрации президента. Но не менее важно и то, что из поля зрения граждан исчезли хорошо заметные во власти в 2000 году криминальные структуры и олигархи. Это не значит, что их реальное влияние исчезло, но они стали как бы невидимы для граждан. Это успех власти, которая свой светлый образ стала очищать от порочащих ее связей. Отдельно стоит рассмотреть вопрос о роли политических партий, которые хотя и не находятся в центре образа власти в сознании наших респондентов, но тем не менее стали почти втрое более заметным ее элементом. Поддержка партий выросла, но у каждой из партий картинка складывается по-своему. Одни партии сильны поддержкой их идей, у других сильна электоральная поддержка, а у третьих хотя не так много сторонников, но зато мало недоброжелателей. В табл. 3 приведены данные по всем этим трем кусочкам данной мозаики. Обратим внимание прежде всего на то, что поддержка идей и ценностей партии не означает автоматического голосования за нее на выборах. И второй момент – электоральное поведение определяется не только позитивными чувствами сторонников той или иной партии, но и интенсивностью неприятия ее противниками. Теперь посмотрим на образы отдельных партий. Так, ЕР, несмотря на шквал обрушившейся на нее в 2011 году критики, сохранила первенство и в части идейного влияния, и в электоральном смысле. При этом ее противники представляют собой сегодня довольно мощную силу, о чем говорит третий вопрос. По числу недоброжелателей ее опережает только ЛДПР. У этой партии есть солидные резервы, но и проблемы с ее восприятием тоже весьма серьезные. Коммунистическая партия хотя и имеет больше противников, чем сторонников, но сохраняет устойчивое идейное влияние. Справедливороссы, о которых на самом деле опрошенные довольно мало знают, тем не менее пользуются доверием за счет идеи социальной справедливости, заложенной в их названии, хотя, судя по их электоральным результатам и наличию большего числа противников, чем сторонников, не очень хорошо пользуются этим мощным идейным ресурсом. «Яблоко» и «Союз правых сил» выглядят в глазах опрошенных явными аутсайдерами. И так же, как ЛДПР, видимо, утратили перспективу. Стоит отметить, что так же недостаточно воспользовались своим идеологическим ресурсом и лидеры «Гражданской платформы». Они не смогли пустить в ход конкурентные преимущества «новичка в политике» и слабость своих конкурентов на правом фланге, хотя и имеют достаточно существенный идейный потенциал. Одним из факторов их успеха у населения стал рост либеральных настроений в обществе за последние годы (см. табл. 4). Примечательно, что ни одна политическая идеология не получила такого роста сторонников, как либералы. Если посмотреть предыдущие замеры, то они, можно сказать, достигли своего исторического максимума. Но демократы, в общем-то, удерживают первенство по числу своих сторонников, они стоят на первом месте с их 30,4%. В понятии «демократ» скрываются самые разные оттенки. Снизились показатели и у социалистов. Консерваторы не увеличили своего представительства, точно так же как и коммунисты остались примерно на том же уровне. Но самое любопытное, на мой взгляд, заключается в том, что при реальном росте национализма и ксенофобии, которые фиксируют все опросы общественного мнения, люди не хотят называть себя националистами. Среди наших респондентов не было ни одного человека, который бы признался, что он националист или хотя бы патриот. Это говорит о том, что сегодня это не очень принято озвучивать публично. Произошло также определенное снижение числа аполитичных. Развитие российской партийной системы привело к тому, что людей, которые хотят стоять вне политики, стало гораздо меньше за три года. Если попробовать все-таки посмотреть на картинку в целом, то она довольно четко распадается на три этапа: первый этап относится к 1990-м. В этот период политическая оптика общества была весьма расфокусированной: симпатизировали одним политикам, доверяли другим, а голосовали за третьих. Такой вот политический астигматизм. Этот период закончился в 2000 году и связан с приходом Путина и достигнутой им стабильностью. В этот период произошла своего рода консолидация общества в отношении его видения власти. Образы власти были схожими у людей разных поколений, регионов, профессий и пр. Одной из причин изменений в отношениях власти и граждан стал приход в политику так называемого поколения нулевых – людей, чья политическая социализация пришлась на бурные 1990-е и чья картина мира формировалась в период крайней сумбурности и неустойчивости. С одной стороны, у этого поколения представления о политике сложились под влиянием официальной демократической риторики, которую они усвоили изначально, с другой – эта официальная картинка не очень стыковалась с реальными политическими практиками. Такой когнитивный диссонанс подталкивает это поколение к протесту. Именно эти люди вышли на Болотную и Сахарова, они голосовали за Навального и Ройзмана, и, хотя они не определяют лицо всей российской политики, их присутствие изменило политический ландшафт, который сегодня выглядит не так, как это было еще несколько лет назад. Во-вторых, консолидация общества 2000-х была разрушена благодаря тому, что у печатных СМИ и телевидения появился мощный конкурент, не подконтрольный власти, – Интернет. Власть пока не научилась эффективно воздействовать на граждан через новые формы политической коммуникации. Эта ситуация сказалась уже не только на поколении нулевых, но и на других возрастных когортах. Нынешний этап характеризуется определенным возвратом к рассогласованности образов власти, характерным для 1990-х. Полной аналогии тут, конечно, нет. Можно говорить и о новом позитиве, и о новых опасностях, которые появляются именно сейчас. Позитив заключается в том, что политическую систему все-таки удалось сохранить. Это очень важно, потому что если еще раз произойдет такой слом, как в начале 90-х, то страна этого, возможно, и не переживет. А опасности тоже вполне понятны: нестабильность может вместо развития привести к серьезным потрясениям, когда власть не может удовлетворить самых простых требований граждан и обозленные граждане выходят с битами и крушат все вокруг. И мы сейчас видим, что эта опасность снова поднимает голову. И образы власти, которые мы изучаем, – это отражение настроений, чувств, представлений, по которым можно судить о возможном поведении людей. Сегодня происходит локализация недовольства в обществе в разных сегментах политического поля. Можно видеть, как резко возрос правый, либеральный сегмент, объединяющий образованный средний класс. Его недовольство связано прежде всего со стремлением получить большее политическое представительство. Недовольство властью этой части общества диктуется скорее рациональными интересами, чем эмоциями. В этом сегменте общества впервые за многие годы наших исследований стал настойчиво звучать тезис о неэффективности власти. Большая часть общества пока вполне лояльна власти, хотя она тоже недовольна властью, но в первую очередь ждет от власти справедливости, и ее требования носят скорее моральный, нежели политический характер. Эти люди готовы подчиняться, готовы слушаться начальство, выполнять законы, и для них государственность является наивысшей ценностью при условии, что власть справедлива. Но есть третий сегмент, который, как вулкан, пока пребывает в латентном состоянии и лишь эпизодически дает о себе знать то выступлениями на Манежной площади, то в Кондопоге и Сагре, то в Бирюлеве, – это радикальный национализм разного толка. Их протест основан не на интересах, а на эмоциях, причем психологически весьма ярких и привлекательных для массы населения, которая пока сохраняет лояльность власти. Начало текущего электорального цикла стало поворотным моментом, когда, с одной стороны, власти удалось сохранить политическую систему, а с другой – удалось ее изменить, реформировать под давлением требований общества. Я думаю, что этот процесс не завершен. Если он опять застопорится и власть не удержит инициативу реформирования политической системы, то эта инициатива может уйти к появляющейся на политической сцене оппозиции. И я думаю, что для власти будут опасны не столько участники протестов на Болотной, сколько радикалы, спровоцировавшие погромы в Бирюлеве. 

Таблица 1

Готовы ли вы лично принять участие (может быть больше, чем один ответ)

Таблица2

Кто, по вашему мнению, обладает наибольшей властью в сегодняшней России? (можно дать больше одного ответа)

Таблица 3

1. Скажите, пожалуйста, идеи каких партий вам близки? (возможны два-три варианта ответа)

2. За какую из партий вы проголосовали бы, если бы выборы в Государственную Думу состоялись в ближайшее воскресенье?

3. За какую из партий вы не проголосуете ни при каких условиях?

Вопрос 1 "

Таблица 4

Как бы вы определили свои политические предпочтения?

1993 1995 1996 1997 2000 2003 2010 2013 Либерал 4,2 14,9 10,9 11,3 13,4 7 17 20,4Социалист – 10,610,9 3,38,45,8 10 9,7Анархист – 2,1 – 1,72,5 1,2 3 1,4 Демократ 33,3 17 31,7 21,7 27,6 24,5 33 30,4 Патриот – – – 15 – – – – Националист – – – 5 – 3,4 – – Радикал 4,2 14,9 2 1,7 2,5 2,1 3 1,3 Консерватор 20,8 6,4 5,9 15 12,1 4,8 10 10,2 Коммунист 25 27,7 6,9 3,3 7,1 12 7 7,2 Аполитичный 8,3 4,3 27,7 20 19,2 20,2 16 14,8 Другое 4,2 2,1 5,9 – 4,2 3,7 2 5,7 Затрудняюсь ответить – – – – – 14,5 – –