Так получилось, что поправки в закон об организации массовых мероприятий, массовых акций, которые Законодательное собрание Нижегородской области уже приняло в первом чтении, оказались едва ли не суровее, чем и без того не сильно либеральное законодательство Российской Федерации. Для чего же принимать местные законы, которые согласно конституционному принципу не могут по определению иметь юридической силы?

По большому счету, конечно, вопрос этот не ко мне: он должен быть обращен к тем, кто облечен правом их принимать, я к числу этих людей не отношусь и исчерпывающего комментария здесь дать не смогу в силу своей правовой безграмотности.

Тем не менее, мне бы хотелось обратить внимание на следующее. Законотворчество такого рода, скажем так, ограничивающее всякого вида свободы граждан, всегда у нас было если и не прерогативой, то объектом творчества местных властей – начиная с царя Гороха. Поскольку в этом отношении у наших «посаженцев», так сказать, которые правили российскими территориями, всегда прослеживалось стремление быть «святее самого Папы». Поскольку они знали, что за какие-то иные проявления самодеятельности наказать могут. А вот за эти проявления законотворчества не накажут – или накажут вряд ли.

Ну, велят отменить, может быть, но отметят рвение. Вот, дескать, там-то ох и молодец воевода, ох и орел, прижал, прижал холопов, хоть и не велено было – но поприжал. То, что лишку – ну, давай отменим, но рвение отметим. Такова была и есть психология местных посаженцев, которая, таким образом, имеет глубокие исторические корни в России.